Десять заповедей, позже высеченные на скрижалях, Тора предваряет стихом: «И говорил Б-г все эти речи, чтобы сказать» (Шмот, 20:1). Эта формула «говорил… чтобы сказать» встречается в Пятикнижии достаточно регулярно. И как правило, означает, что нечто говорится (чаще всего Всевышним) кому-то (как правило, Моше) с тем, чтобы тот передал («сказал») это дальше (как правило, всем сынам Израиля).
Но в данном случае, очевидно, речь не об этом. Поскольку, как известно, десять заповедей сыны Израиля услышали непосредственно из уст Всевышнего. Т. е. пересказывать было некому и незачем (особенно согласно мидрашам, утверждающим, что у горы Синай стояли и внимали Всевышнему все еврейские души, как облаченные, на тот момент, в материальные тела, так и нет). Обращение было непосредственным. Что же означает в таком случае «чтобы сказать» в данном контексте? Что сказать? Кому сказать?
Согласно Мехильте, в этих словах содержится предписание сынам Израиля вербально реагировать на провозглашение каждой из десяти заповедей. Относительно того, какой характер должна была носить эта реакция, Мехильта приводит два мнения. По мнению рабби Ишмаэля (его цитирует Раши в своем комментарии к Пятикнижию), на каждую предписывающую заповедь сыны Израиля отвечали «да» (в смысле, «да, исполним»), а на каждый запрет – «нет» («нет, не будем ничего такого делать»). А по мнению рабби Акивы наши люди на все отвечали «да». «Да, обязательно сделаем». «Да, ни в коем случае не будем делать».
Хотелось бы понять: о чем спор? Смысл-то откликов один и тот же. Так имеет ли такое уж принципиальное значение форма, в которую сыны Израиля облекли свою готовность следовать заповедям, чтобы из-за этого спорить?
В Мехильте упоминается еще один спор между рабби Ишмаэлем и рабби Акивой. Касательно понимания слов стиха «И весь народ, видят они голоса и сполохи…» (Шмот, 20:15). Рабби Ишмаэль толкует это так: «Видели видимое и слышали слышимое» (т. е. видели сполохи и гору дымящуюся, а слышали – голоса и шофары). А рабби Акива говорит: «Видели слышимое и слышали видимое».
Есть известное правило: Всевышний не творит чудеса там, где можно обойтись без них. Следовательно, по мнению рабби Акивы, то, что «слышали видимое и видели слышимое», было органической и естественной составляющей дарования Торы: сыны Израиля в тот момент вознеслись над миром с его ограничениями и обрели сверхъестественные способности.
Очевидно, что и рабби Ишмаэль согласен с тем, что в момент дарования Торы сыны Израиля удостоились невероятного духовного подъема. Только, по его мнению, это выразилось в том, что они «видели видимое и слышали слышимое». Но ведь это верно применительно к любому нормальному человеку, никакого духовного подъема не переживающего: все мы, чего греха таить, слышим слышимое и видим видимое. Если всё в порядке со слухом и зрением. И разумом. Так о чем тут говорить вообще?
Поскольку речь идет о двух спорах одних и тех же мудрецов Мишны (рабби Ишмаэля и рабби Акивы), касающихся одной и той же темы (порядка дарования Торы), логично предположить, что они взаимосвязаны. Т. е. что, по сути, в обеих случаях рабби Ишмаэль и рабби Акива спорят об одном и том же. Осталось выяснить только, о чем. Какая связь между тем, что слышавшие видимое и видящие слышимое на все заповеди отвечали «да», и тем, что слышавшие слышимое и видевшие видимое отвечали на предписания «да», а на запреты – «нет»?
(Отдельный вопрос к Раши. Как это он, комментируя слова «чтобы сказать», цитирует рабби Ишмаэля («это учит, что они отвечали «да» на «да» и «нет» на «нет»»), а комментируя слово «видят», следует мнению рабби Акивы (пишет: «Видят слышимое, что невозможно видеть ни в каком другом месте: голоса»)! Напрашивающийся ответ: по мнению Раши, спор рабби Ишмаэля и рабби Акивы касательно того, что отвечали сыны Израиля Всевышнему, связан со спором касательно того, слышали ли они видимое. И не связан со спором касательно того, видели ли слышимое. Поэтому Раши упоминает «видение слышимого», но не упоминает «слышанье видимого». Иными словами, Раши выбирает наиболее близкие, на его взгляд, к прямому смыслу слов Писания мидраши, не противоречащие друг другу. А в то, что является предметом спора рабби Ишмаэля и рабби Акивы не лезет.)
Чтобы понять, о чем же спорят рабби Ишмаэль и рабби Акива, понадобится разобраться в разнице между зрением и слухом.
Во-первых, субъективно, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Потому что впечатление, производимое зрелищем, производит несравненно более глубокое впечатление, чем впечатление от воспринятого на слух. Также увиденное своими глазами убеждает несравненно лучше услышанного. Короче говоря, увиденное воздействует на душу гораздо сильнее, чем услышанное.
Во-вторых, объективно, видим мы сам объект созерцания. А слышим лишь звуки – издаваемые ли объектом, описывающие ли объект и т. д. Иными словами, видим мы сам объект непосредственно. А слышим – об объекте, опосредованно. Короче говоря, созерцание связанно с более материальными сферами, а слух – с более духовными. Относительно. Все относительно.
Два вышеупомянутых различия между видимым и слышимым взаимосвязаны: человек материален. Поэтому материальное он воспринимает с большей легкостью и лучше, чем духовное. Мы, будем откровенны, не приспособлены, в силу своей природы, к восприятию духовного, абстрактного и т. п. Способность к подобному приходится вырабатывать, идя на существенные энергозатраты. Как следствие, нам во всех отношениях предпочтительнее увидеть, чем услышать.
Когда рабби Акива говорит, что сыны Израиля «видели слышимое и слышали видимое», он имеет в виду, что в момент дарования Торы сыны Израиля возвысились духовно настолько, что духовное (Б-жественное) они воспринимали с остротой, полнотой и непосредственностью, с которой, в стандартной ситуации, люди воспринимают материальное. А материальное, в тот момент, стало для них абстрактным и чуждым, как если бы воспринималось только «на слух».
Таким образом становится понятным, почему «видели слышимое и слышали видимое» было интегральной частью дарования Торы, а не отдельным чудом: во время дарования Торы сыны Израиля удостоились приобщиться к самой сути Б-жественного. И это неизбежным образом отразилось на их духовном уровне и на образе восприятия духовного и материального уровней Творения.
(Как объясняется в учении хасидизма, мы сейчас живем в мире, в котором существование материального представляется «объективной реальностью, данной нам в ощущениях», а Б-жественное – некоей абстракцией, никаких убедительных доказательств существования которой не существует в принципе. Только вера. А когда придет Машиах, благодаря чему в нашем духовном развитии произойдет прорыв, сопоставимый с тем, который пережили наши отцы у горы Синай, все станет наоборот: Б-жественное станет явным и очевидным, а существование материального начнет вызывать сомнения. И единственным убедительным и неопровержимым доказательством того, что мир все-таки есть, будет то, что в Торе сказано: «В начале сотворения Всевышним…» Т. е. все-таки сотворение мира имело место! Собственно мир подлинных праведников так выглядит и сейчас. Но пока это исключение, а станет – и было в момент дарования Торы – правилом.)
Попробуем объяснить на наглядном примере. Скажем, двое обращаются в суд. Судья рассматривает дело, в случае, если это требуется, обязывает истца или ответчика поклясться в том, что тот говорит правду. И выносит приговор. А затем полицейский или судебный исполнитель, если в его вмешательстве есть нужда, гарантирует исполнение приговора судьи.
Для судящихся реальностью является только то, что им пришлось сделать для того, чтобы доказать свою правоту, то, что пришлось клясться, и, главное, то, с чем они остались в результате принятого судебного решения. То, чем руководствовался судья – в этом, при желании, тоже можно разобраться. Но это какая-то внешняя информация, не оказывающая реального влияния на практическую жизнь жертвы судебной системы. Для полицейского (судебного исполнителя) по-настоящему реально только постановление суда. То, чем оно продиктовано, как и то, какие последствия оно будет иметь для судившихся, его не касается и интересует постольку поскольку. Чисто теоретически. А для судьи реальность – это юридические построения и логические ходы, приведшие его к решению вынести тот или иной приговор.
Т. о. мы наглядно видим: чем «ближе» человек к материальному аспекту явления, тем этот материальный аспект «реальнее для него». И наоборот.
В момент дарования Торы сыны Израиля были с головой погружены в духовное. Поэтому и материальное воспринимали, словно со стороны («слышали видимое»). Это – по мнению рабби Акивы.
Вопрос теперь к рабби Ишмаэлю. Рабби Ишмаэль, как мы уже упоминали, полностью согласен с рабби Акивой в том, что в момент дарования Торы сыны Израиля преисполнились духовности. До потери ощущения реальности материальных аспектов существования, включительно. Почему же рабби Ишмаэль описывает это таким образом, что создается впечатление, будто в восприятии сынов Израиля не произошло никаких изменений, все осталось по прежнему: видели видимое, слышали слышимое. Что в этом «такого»?
Ответ таков. В момент дарования Торы произошло «нисхождение» Б-жественного» в наш материальный мир. Заработал механизм облачения Б-жественного в материальное, посредством исполнения заповеданного. Процесс одухотворения материального. Одним из условий дарования Торы было то, что заповеди следует исполнять, не выходя за рамки естественного для мира, в котором мы существуем. И заставить этот ограниченный (своей материальностью) мир вместить, в конечном итоге, в себя Б-жественное, во всей его бесконечности.
Поэтому, хотя, откровение, которого мы удостоились у горы Синай, привело к полному перевороту сознания, восприятия и т. д., Всевышний сделал так, чтобы мы (наши предки) возвысились еще больше. И обрели способность видеть Б-жественное не заслоняющим материальное, но облекающемся в него и объединяющимся с ним. Иными словами, по мнению рабби Ишмаэля, Торе важно подчеркнуть, что сыны Израиля видели сполохи и слышали голоса, потому что тут речь о видении видимого и внимании слышимому на принципиально новом уровне. Не так, как это было до дарования Торы. А на несравненно более высоком уровне. Когда ни духовное видение не застит материальное, ни наоборот. Идеальный баланс, дающий подлинную полноту картины.
Почему, по мнению рабби Ишмаэля, сыны Израиля поднялись до «видели видимое и слышали слышимое» на качественно ином уровне, а по мнению рабби Акивы, они «остановились» на том, что стали видеть слышимое и слышать видимое (т. е. открывшаяся им картина духовного, затмила картину материального)?
Дело в том, что, как известно, рабби Ишмаэль был коэном (первосвященником!). А рабби Акива – потомком геров.
Служение рабби Ишмаэля – это служение праведника (первосвященник символизирует высшую ступень праведности), которое характеризуется как раз способностью воспринимать Б-жественное «содержание», как оно облачено в материальную «форму». Боле того, служение праведников заключается в том, чтобы привлекать Б-жественный свет в этот мир и наполнять материальное духовным. Сверху (из высших сфер) – вниз (в материальный мир).
Гер (рабби Акива) – это служение «возвращающегося ко Всевышнему» (хозер бэтшува). Рабби Акива – потомок геров, начавший учить Тору в возрасте, в котором в наше время люди уже выходят на пенсию (сорок лет). Возвращение – знает каждый, кто проходит этот процесс – это выход за пределы привычного, стремление ввысь. Снизу (из нашего материального мира) – вверх (к Б-жественному источнику нашего существования).
В случае лично с рабби Акивой это нашло выражение в том, что всю жизнь он стремился удостоиться пожертвовать своей жизнью ради освящения имени Всевышнего (см. ВТ, Брахот, 61б). И поскольку это было главным его желанием, то, очевидно, и вся его жизнь (с того момента, как началось его возвращение) была подчинена ему и пронизана им. Поэтому, в представлении рабби Акивы, пределом духовного подъема является достижение уровня, на котором видится слышимое и слышится видимое. Преодоление ограничений нашего мира. Как было объяснено выше.
Общее для всех заповедей, полученных нами на горе Синай, это то, что все они – выражение воли Всевышнего. Все они, в равной степени, заповеданы нам к исполнению. В частности же, заповеди делятся на множество категорий и подкатегорий. И требуют привлечения тех или иных физических, душевных и интеллектуальных сил. А также тех или иных материальных и нематериальных объектов, необходимых для исполнения данной конкретной заповеди.
Рабби Ишмаэль считает, что главное в заповедях – то, как они воздействуют на наш мир и проявляются в нем. Иными словами, главное – конкретная форма исполнения конкретных заповедей, позволяющая Б-жественному свету облекаться в материальные объекты, освящая их, ставя на службу воле Небес. Поэтому, по мнению рабби Ишмаэля, на предписания сыны Израиля отвечали «да», а на запреты «нет». Чтобы подчеркнуть уникальный аспект каждой конкретной заповеди, их дифференциацию.
Рабби Акива же придерживается мнения, что главное в заповедях – то, что их объединяет: следование воле Всевышнего и выход за пределы «естественного» для нашего мира, во имя исполнения высшей воли. Поэтому он считает, что сыны Израиля на все заповеди отвечали одно и то же («да»). Таким образом подчеркивая объединяющее их и игнорируя различия и частности.
Иными словами, в служении рабби Ишмаэля и в его подходе к служению главное место отводится воздействию (посредством заповедей) на наш мир. Поэтому так важна разница между частными заповедями, каждая из которых представляет собой специфический способ воздействия на мир заповеданным образом. А в служении рабби Акивы, служении на путях самоотверженного возвращения к Всевышнему, главное – это следование Его воле. И не так важно, в чем она выражается и как и на что влияет.
И еще один момент. Согласно мнению рабби Акивы, как мы помним, в момент дарования Торы евреи «видели слышимое и слышали видимое». Т. е. материальный мир превратился для сынов Израиля в нечто абстрактное и далекое. А значит, перестал быть функцией. Чем-то, что способно отвлечь от исполнения заповедей или воспрепятствовать их исполнению.
Поэтому, по мнению рабби Акивы, в тот момент в восприятии сынами Израиля разницы между предписаниями и запретами не было. И в том, и в другом случае речь о воле Всевышнего и о стремлении сынов Израиля следовать ей. Поэтому, естественно, ответ на каждую заповедь оставался неизменным: «да».
Что подчеркивает, между прочим, еще один момент, характерный для подхода рабби Акивы: способность и стремление видеть во всем в первую очередь позитивный аспект. В запрете – предписание (в «нет» – «да»). В шакалах, снующих меж руин Храма – доказательство истинности пророчества о том, что Храм будет восстановлен (см. ВТ, Макот, в самом конце) и т.д.
Как мы уже упоминали, Раши, в своем комментарии к Пятикнижию, упоминает «видели слышимое», но не касается того, что «слышали видимое». И не только для того, чтобы не возникло противоречия с процитированным Раши выше мнением рабби Ишмаэля и т.д.
Дело еще вот в чем. Комментарий Раши рассчитан на пятилетнего ребенка (и на того, кто в плане приближения к Торе, возвращения к Б-гу, находится на уровне пятилетнего ребенка). От пятилетнего (в рамках воспитательного процесса) можно и нужно ожидать, что он будет стремиться видеть Б-жественное присутствие в нашем мире («видеть слышимое»). И следовательно, для него будет естественным необходимость исполнять заповеди во всей их полноте, в силу внутренней потребности следовать воле Всевышнего. Но ожидать, что ребенок будет в состоянии игнорировать «объективную реальность» («слышать видимое») – это уже перебор. И поэтому Раши этого аспекта не касается вовсе.
Ровно по той же причине, Раши следует мнению рабби Ишмаэля, согласно которому, сыны Израиля по-разному реагировали на предписания (отвечая «да») и на запреты (отвечая «нет»): для пятилетнего ребенка есть существенная разница между предписанием и запретом. Не может не быть.
И разумеется, важно помнить: люди взрослеют. И биологически, и духовно. От пятилетнего требуется (ожидается) только «видеть слышимое» (знать об истинной, Б-жественной природе мироздания). От тринадцатилетнего («совершеннолетнего») – уже и «слышать видимое» (не давать этому миру обмануть себя видимостью реальности).
Иными словами, от каждого из нас требуется – на разных этапах, как минимум, а во многом и одновременно – и служение возвращающегося к Б-гу, и служение праведника. Ибо и мнение рабби Акивы, и мнение рабби Ишмаэля – это слова Б-га живого. И оба – истинны. Каждый в своем аспекте.
Это должно послужить персональной подготовкой к реализации на глобальном уровне сказанного в трактате Бава Батра (75а) касательно пророчества: «И сделаю стены твои из драгоценных камней» (Ишаяу, 54:12). Ангелы Михаэль и Гавриэль заспорили о том, о каком именно драгоценном камне идет речь, придерживаясь каждый мнения одного из мудрецов Талмуда. Всевышний разрешил их спор, провозгласив, что правы оба.
Вот-вот должен прийти Машиах. И мы наконец-то разберемся во всех спорах всех мудрецов Израиля. И убедимся, что «и те, и другие – слова Б-га живого» и в практическом плане. Пусть даже только на духовном, не на материальном уровне. Тоже кое-что!
(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, «Ликутей сихот» т. 6, стр. 125-136.)
Источник: ru.chabad.org
