Был такой позорный момент в нашей истории: «А сброд, который среди них, стал выказывать прихоти, и вновь заплакали также сыны Исраэля и сказали: «Кто накормил бы нас мясом! Мы помним рыбу, которую ели в Египте даром, огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок. А ныне душа наша высохла, нет ничего; один лишь ман видят наши глаза!»». Узнаете средиземноморские стенания по российским березам, вкусной картошке, яблокам с хрустом, водке по 25 копеек за чекушку и прочих мифическим разносолам? И это не четвертое поколение и не пятая вода на киселе, а самый что ни на есть «галахический» сброд. Все-таки лучше слова на этом языке не подобрать…

Кое в чем нытики (и тогдашние, и нынешние) были правы. В частности, насчет огурцов. Ман, как известно, приобретал почти любой вкус (и почти любую структуру, по некоторым мнениям) по желанию пользователя. Почти – но не любой. Вот, в частности, вкуса огурцов от него было не добиться. Почему? Раши объясняет: «Сказал рабби Шимон: «Почему ман превращался во все (т. е. принимал вкус всякой пищи) за исключением этого? Потому что они вредны для кормящих женщин. Говорят женщине: «Не ешь чеснока и лука ради младенца»». Как в притче о царе, приводимой в Сифри и т.д.»

Рамбан же делает упор не на пункты меню, а на скромное уточнение «даром». Выходцы из Египта тосковали по рыбе и овощам, которые ели там даром. Рыбу (мелкую рыбешку) они получали от рыбаков, пользовавшихся их рабским трудом (хорошенькое «даром» – горбатиться за харчи!), а огурцы, дыни и прочий лук росли в тогдашнем Египте в таких количествах, что их можно было нарвать в любой канаве.

Т.о. Рамбан считает, что «Мы помним рыбу, которую ели в Египте даром, огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок» – это одна длинная претензия. А Раши разводит на две отдельные: «Мы помним рыбу, которую ели в Египте даром» (и тут же поясняет «даром от заповедей») и «огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок» (вкус которых ман не принимал). Т.е. народ жаловался, во-первых, на то, что ман получают только те, кто хорошо себя вел, а во-вторых, что линейка вкусов не полная. И не хватает как раз самых популярных (так устроена наша психика: пока что-то есть – оно нам сто лет не нужно. Но как только оно пропадает – мы обнаруживаем, что наша жизнь без него – не жизнь).

То, что Раши удваивает проблему с легкостью объясняется отсутствием союза «и». Не сказано «Мы помним рыбу, которую ели в Египте даром, и огурцы и дыни т.д.». Из этого следует, что со слова «огурцы» начинается новый разговор. Новая претензия.

Но остается еще несколько вопросов к Раши.

Первый. В Сифри приводится притча, но нет и следа ее истолкования в том смысле, что перечисленные овощи вредны именно для рожениц!

Ок, притчу Раши не приводит, справедливо полагаясь на то, что не могли же мы не читать Сифри. Но откуда он берет кормилицу? Из слов рабби Шимона можно заключить, что они вредны для всех. Разве только роженицы уподоблены «принцу» (кстати, почему тогда уже не «принцессе»)? Не весь народ Израиля? И, кстати, разве не сказано в Талмуде (Авода Зара, 29а), что огурцы вредны – без уточнений, что только кормилицам?!

(Правда, на самом деле, про кормилиц в Сифри сказано. Но, во-первых, совсем в другом контексте. Во-вторых, не от имени рабби Шимона. В-третьих, там речь только о луке и чесноке. Огурцы, дыни и зелень там не фигурируют! А в-четвертых, там получается, что огурцы, дыни и т. д. вредны для грудничков, а не для их мам…)

Кроме того такая расширенная версия автоматически избавила бы нас от напрашивающегося вопроса: если что-то вредно для кормилиц, то зачем наказывать всех остальных? Запрограммируйте программу так, чтобы для кормящих огуречная опция блокировалась. А остальные чтоб ели и не нудели. Чем плохо? Неужели ман, который умел понимать, чего от него хотят, не мог отличить кормящую мать от пьющего отца? Не может быть!

Второе. В притче принц «обиделся на то, что отец лишил его любимых яств и напитков». Но Раши, как мы уже упоминали, не приводит притчу. И тему обиды за обделенность вкуснятиной не поднимает!

Третье. Зачем Раши упоминает имя рабби Шимона. Как известно, если Раши упоминает имя автора приводимого им толкования, значит, таким образом он что-то хочет нам пояснить. Поэтому делает он это так нечасто. Вопрос: что Раши хочет пояснить нам, упоминая имя рабби Шимона?

(Второй и третий вопросы приобретают особую пикантность в свете того, что буквально несколькими стихами выше (11:2) Раши приводит другое толкование рабби Шимона из Сифри, но там притча приводится в целости, а вот имя рабби Шимона не упоминается. Выглядит немного не совсем последовательным…)

Четвертое. В комментарии к Талмуду Раши пишет, что огурцы, дыни, зелень, лук и чеснок были вредны для кормилиц и для беременных. Куда же беременные делись в комментарии на Пятикнижие? Ведь, казалось бы, чем больше тех, кому эти овощи противопоказаны, тем оправданнее огульный отказ от них (их вкусов)!

Пятое. Почему Раши упоминает чеснок первым, а лук вторым, если в тексте Пятикнижия порядок обратный?

Итак. Почему Раши не пишет, что пять видов овощей вредны для всех? Потому что, если бы это было так, заткнуть жалобщиков было бы проще простого. Более того, скорее всего даже у сброда не открылся бы рот требовать вредной еды. (А то, что мы видим протесты против подорожания табака и алкоголя и ограничения мест, в которых дозволено их употребление – это лишнее доказательство того, что они – не вредные)

Что касается принца, обижавшегося на то, что его лишают любимой (пусть и вредной) еды – так то о малолетнем избалованном принце. А мы говорим о великовозрастном сброде с высшим образованием и т. д. Другие стандарты допустимого идиотизма.

Поэтому Раши объясняет суть жалобы следующим образом: почему из-за того, что что-то вредно только для одних кормилиц (т. е. концепция толкования Раши, да, предполагает максимальное зауживание круга тех, для кого пять видов вредны) должны страдать все остальные? Вот пусть у кормилиц ман пять вкусов не принимает. А у остальных – принимает!

Потому-то Раши и не приводит притчу рабби Шимона – она о другом! Не о том, что нужно Раши! Более того, о прямо противоположном, и, по мнению Раши, с прямым смыслом слов Писания не сходящимся. Из притчи следует, что пять видов были вредны для всех. Что, по мнению Раши, полностью выбивает почву из-под ног жалобщиков. (А рабби Шимон, очевидно, полагает, что наглости и неблагодарности сброда нет вообще никаких пределов и т. д. В мидрашах и не такое возможно!)

Поэтому Раши приводит только первые слова притчи о капризном царевиче, давая понять, что сходство есть: глупый сын неверно истолковывает намерения заботливого отца, считая что тот мучает наследника, а не опекает. Но на этом сходство ограничивается. В притче отец заботится обо всем сыне. А у Раши – только о совсем небольшой его части.

Поэтому у Раши чеснок поперед лука. Дело в том что в случае с чесноком особенно очевидно, что вреден он только для кормилиц. А для остальных – очень даже полезен. В еврейских источниках множество раз упоминается факт полезности чеснока и популярности его в среде евреев (которых даже так и называли «чеснокоеды», см., например, Вавилонский Талмуд, тр. Шаббат, 118б).

По той же причине, как уже упоминалось, Раши исключает беременных из числа тех, кому вредны пять видов. Почему исключил именно беременных, а не наоборот, кормилиц? Потому что это кормилицы страдают от вкуса продуктов, а роженицы – главным образом, от запахов (см, ВТ, Йома, 82а). А про изменения запаха мана ничего нигде, вроде, не упоминается.

И это же объяснение дает ключ к пониманию того, почему Раши, объясняя что такое огурцы, дыни и зелень пишет, что первые – «они concombres на французском языке», вторые – «boudekes», а третьи – «лук-порей, porels». И в переводе на арамейский «ят боцинйа» и т.д.»

Спрашивается: почему Раши только говоря про огурцы добавляет «они»? И еще: почему Раши приводит перевод на арамейский (в комментарии на «слова «зелень) только опять же огурцов, а на остальные виды только намекает добавляя «т.д.»? На первый взгляд, одно из двух: или приводи перевод всех наименований или относительно всех полагайся на то, что прилежный ученик сам ознакомится с арамейским переводом слов стиха. Что за непонятная выборочность? Получается, что огурцы, в данном контексте, занимают Раши больше всего.

Дело в том, что в комментарии к Талмуду, Раши переводит арамейское «буцин» как «тыквы». Тыквы, насколько мы знаем, для кормилиц полезны. По крайней мере точно не вредны. У он подчеркивает, что тут речь об огурцах (для кормилиц вредных), хоть на арамейский слово еврейское «кишуим» переводится как «буцинйя», т. е. вроде бы как «тыква». Т.е. автор арамейского перевода не считает, что пять видов объединяет не то, что все они вредны для кормилиц. Но что-то другое. Не важно в рамках нашего разговора, что именно. Главное – не то, о чем говорит Раши.

Вот Раши и упоминает прямым текстом только «буцинью», а остальное «т.д.». Т.о. он намекает на то, что расходятся они с автором арамейского перевода Пяткнижия в значении только одного слова, но в результате не могут согласиться в понимании самой сути претензии жалобщиков и т. д.

А теперь зададимся напрашивающимся вопросом: а правда, почему Всевышний сделал так, что пяти вкусов, вредных для тонкой прослойки кормилиц, лишен оказался весь коллектив выходцев из Египта, включая даже сброд?

Вот для ответа на этот вопрос Раши и нужно упоминание имени автора толкования (в Сифри) и притчи: рабби Шимон (бар Йохай). Дело в том, что именно Рашби считал, что в некоторых ситуациях меньшинство важнее большинства. Так, в частности, он утверждал (несколько неосторожно, с учетом того, кто и как присвоил себе претензию на подобные возможности), что его, рабби Шимона, заслуг достанет для того, чтобы искупить грехи всего мира, с момента сотворения и до момента разговора на эту тему. А совокупности его заслуг и заслуг его сына рабби Элиазара – чтобы искупить грехи всего мира с момента сотворения и до конца всех времен. Т.е. заслуги двух людей противопоставляются (и перевешивают) грехи всего человечества, на протяжении всей его истории. А все потому, что в глазах Рашби весь еврейский народ (во всех поколениях!) – это одно целое! Иначе как мог бы он, Рашби, своими заслугами искупить чужие прегрешения? Чужое – это чужое. И только свое – свое. И поскольку, в видении Рашби весь еврейский народ – единое целое, то когда нечто угрожает даже очень небольшой части этого целого, долг всего целого – сделать все необходимое для того, чтобы исключить любую вероятность нанесения ущерба. Так, заботясь об одной единственной печени, человек лишает всё свое тело столь полезного для того алкоголя.

Говоря по простому, люди устроены таким интересным образом, что если бы одни только кормилицы были лишены вкуса пяти видов, а все вокруг ели бы ман со вкусом огурцов, дынь и чеснока, кормилицы бы ни о чем другом думать не могли бы и ничего другого хотеть не могли бы. И изводились бы бедные в пену. Реальная пытка. Поэтому, чтобы не мучать этих несчастных женщин, пять вкусов убираются из меню всего народа. Чтобы кормилицам некому было завидовать и страдать от этого.

(Кстати, нужно ли пояснять, что когда мы говорим «вредно для кормилиц», речь идет, главным образом, о «вредно для грудничков»? Вроде как, это очевидно. Но на всякий случай…)

Итак, что мы учим из этой истории? Все настолько очевидно, что и пояснять как-то неудобно. Сорок лет в пустыне сыны Израиля были лишены пяти прекрасных вкусов ради того, чтобы обеспечить максимальный комфорт грудным детям и их кормилицам. Примерно с тех пор евреи склонны преувеличенно заботиться о своем потомстве. И понятно, что там, где фанатичная забота о благе материальном, забота о благе духовном должна быть удвоенной и утроенной. Все что можно сделать для того, чтобы каждый еврейский ребенок получил наилучшее еврейское воспитание и образование, должно быть сделано. И невозможное – тоже.

Вот-вот должен прийти Машиах. И невозможное станет возможным. И тогда нашим детям мало не покажется. И они, как известно, еще научат нас Родину любить. Ждем.

(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, «Ликутей сихот» т. 33, стр. 71-77.)

Источник: ru.chabad.org