Автор: Кэрэн Вольман

Имя для первого ребенка, сына, мы выбирали очень долго. Это должно было быть еврейское имя, лучше библейское, но не нарицательное, типа Абрама или Розы. Красиво звучащее, старинное, и романтическое, что ли? Идеальным оказалось имя Эфраим. Библейское? Старинное? Исконно еврейское? В анекдотах не мелькает? Сокращать мы решили до Фимы. Тоже, уху привычно, да и вообще…

И тут начались неожиданности. На дыбы встали бабушки и дедушки. Если обрезание мы еще как-то отбили, то имя Эфраим вызвало шквал возмущения. Подумайте, что вы делаете? Такое имя, да в нашем регионе, вы ломаете мальчику жизнь! Его задразнят! Над ним будут издеваться! Ну, называйте его так дома, а в документах поставьте нормальное человеческое имя. Дима, например, или вот… Лешенька! Прекрасное имя!

Я рычала от злости. Лешенька?! Это наш ребенок!!! Мы имеем право выбрать ему такое имя, какое хотим! Муж стоял со мной плечом к плечу. Пока свекровь не использовала запрещенный прием: «Сыночка, — сказала она, — я тебя никогда ни о чем не просила, назови ребенка нормальным именем…» И муж поплыл… У него стали несчастные глаза, и он, повернувшись и глядя сквозь меня, пробормотал: «Пусть будет… хоть Лешенькой. Это моя мама, понимаешь? Я не могу…». «Стоять! — прохрипела я, — это мой ребенок, это я его носила. И имя буду выбирать я, а не твоя мама. У нее есть два сына, названные так, так она захотела».

И мы отбили «Эфраима».

Одно «но». Он оказался не Фимой, а Эфи. И никто его не дразнил. Вот ни разу. И даже на улицах, когда переспрашивали, как-как зовут ребенка, и я объясняла, что это старинное еврейское имя, ни разу слова против не услышала.

Прошло десять лет. И, однажды, во дворе, я осознала, что мой мальчик отзывается на имя Максим. Максим??? У меня было ощущение пощечины. После всего того, что мы вынесли, чтобы дать ему еврейское имя, оказалось, что мы были не правы, и эта ноша слишком тяжела для него? Он так внятно и не объяснил, в чем причина поступка…

К слову, сражаясь за Эфраима, я-таки сломалась тогда, и все остальные дети получали имена, абсорбированные под местную реальность тоже. Еврейские, да, но тем не менее…

А вчера я получила вторую виртуальную пощечину. «Пааап! – сказал наш старшенький, тот самый Эфраим, — я не могу приходить на шабат и праздники в общину. Понимаешь, я вижу, как мужчины молятся, а потом тихонько достают мобильники, а дальше их прячут и вновь идут к остальным, как ни в чем не бывало».

Я посмотрела мужу в глаза с выражением тихого бешенства. Понимая, что загостились в этой теплой (не в плане климата) стране, мы никак не можем сделать тот самый шаг. И вот тебе, подарочек. Конечно, я нежным голосом объяснила сыночку, что не все рождаются в соблюдающих семьях, вот и мы с папой когда-то шли по чуть-чуть, и эти мужчины находятся в начале пути»… Говорила, и сама не верила в то, что говорю. Многие из этих мужчин ходят на молитвы по пятнадцать лет. И еще пятнадцать будут ходить, и вынимать мобильники в Шабаты. Потому что за дверями синагоги они становятся «нормальными людьми».

С ужасом ждала, не последует ли «третья пощечина». Тоже виртуальная. Но от этого не менее болезненная. И вот однажды…

Разбираю вещи старшего сына после лагеря. Мальчику десять лет. Он умный, добрый, немного вредный и очень честный мальчик. Сейчас объясню, почему делаю на этом упор. Потому что дальше я вынимаю чужие джинсы.

— Это еще что такое?
— Что? Джинсы!
— Чу-жи-е!
— А… Ну, это Саши!
— Бегом звонить! И спрашивай, как ему передать!
— Нууу, мааам! Он живет далеко, за городом, передать ему джинсы нереально, да забудь! Потом глянул мне в лицо, и добавил: «Да не расстраивайся ты…».

Ну да, не расстраивайся. Замечательно, приехали. По всему выходит, что мы сравняли свой счет с поколением, которое вышло из Египта. Примерно на том же уровне, ага. Мой сын носит еврейское имя, понятно, обрезан, соблюдает Шабат и кашрут, но этого мало, понимаете? Выполнять религиозные предписания, говорить на иврите, носить кипу,- этого недостаточно.

Почему? А потому что все это еще не формирует человека как еврея. Это просто ритуалы, к которым его приучили, и не более. Еврейский подход к жизни – это когда на чужие джинсы у него сработала бы автоматика: так… у меня дома чужая вещь. Об этом пишет Рамбам в «Мишнэ Тора», когда излагает законы, связанные с воровством и возвращением потери. Можно посмотреть «Сефер а-мицвот» Хафец Хаима и т.д. И бегом выполнить закон – вернуть чужую вещь владельцу!

Иудаизм – это восприятие жизни: что такое хорошо и что такое плохо через призму законов и традиций. Но! Это не значит, что критичность ума должна быть отключена! Наоборот! Человек, который на все, что ему говорят, кивает со счастливым выражением лица, правильно соблюдать не будет. Иудаизм – «эмуна сихлит», разумная вера. Не сомневаешься, не переспрашиваешь, не споришь – значит, что-то с тобой не так. Что-то у Рамбама было на этот счет…

А теперь возвращаемся к нашей реальности. Вот живет стандартная семья в диаспоре. И не важно, в каком городе. Если все соблюдение ограничивается понятием кашерно-некашерно, запрещено-разрешено, а окончания Шабата дети ждут, как манны небесной, ничем хорошим это не закончится. Пока родители «пасут», все будет в порядке, а когда дадут о себе знать гормоны, начнется переходный возраст, и взгляд любимой девушки станет важнее, чем все объяснения отца и матери вместе взятые, тогда уже поздно будет что-то менять. Это надо делать сейчас.

Ну да, ну ходит он в еврейскую школу. Такую, где еврейские дисциплины ограничиваются традицией, ивритом и еврейской музыкой. Иногда еще Торой как предметом. И все это ведут, понятно, несоблюдающие учителя. Хотя и стараются. Хедера в городе нет. Зато есть колель. Но аврехи и так работают от зари и зари, желающих учиться взрослых мужчин много (слава Б-гу!), и их учить важнее, чем десятилетнего мальчика.

Спросите, что такое соблюдающая община? Вам с гордостью покажут молельный зал (с новым ремонтом), кашерную кухню и большую столовую, где в праздники собираются десятки людей. Расскажут о микве, продемонстрируют колель. Кажется, любой религиозный еврей, приехавший в город, найдет здесь все, что его душе угодно! Миньян, еда, учеба – что еще надо для счастья?

А надо, чтобы у всего этого было будущее. И до тех пор, пока упор делается только на день сегодняшний, все будет заканчиваться за воротами синагоги. Потому что даже соблюдающая семья, у которой все хорошо, кашрутом и Шабатом не удержит своих детей от ассимиляции в диаспоре. Самого главного нет. И не только у детей. Нет понятия еврейской этики, смысла, еврейского взгляда на мир.

На первый взгляд – все так красиво… А на пороге синагоги стоит маленький мальчик, которому папа опять нахлобучивает кипу и шипит: «Попробуй только скинь»! И мальчик с тоской смотрит на телефон, который папа выключает и прячет в карман. А ведь когда-то была целая традиция: папа нес трехлетнего сына, завернутого в талит, в хедер. Там ему давали облизать букву алеф, смоченную в меду, или пряник в виде буквы, или еще что-то придумывали. И ребенок начинал учить Тору с радостью и ожиданием чуда – чего-то вкусного и веселого. Это потом уже он видел интерес в самой учебе.

Испокон веков евреи считались умным народом. И кто чем это только не объяснял: кто страстью к шахматам, кто любовью к шоколаду, а кто вздыхал и сводил все к генетике. Так вот. Ни первое, ни второе, ни третье. Дети рождались умными потому, что их предки, поколение за поколением учили Тору, и развивали ум. Но! Стоило паре-тройке поколений оторваться от всего этого, и, вместо учебы, гонять во дворе мяч с мальчишками, или, как в наши дни, не расставаться с интернетом, как весь национальный талант куда-то девался. Четвертое поколение пограничное, если оно не вернулось к вере отцов, пиши пропало.

Рав Шимшон Рафаэль Гирш, спасая евреев Германии от ассимиляции, первым делом занялся организацией детских садиков и хедеров. Да, организовывались новые миньяны и кашерные кухни, появлялись «дома учения»… но в первую очередь открывались садики и школы. Великий раввин понимал важность будущего, а сегодня все заняты только настоящим

Зачем мне все это надо? Затем, что я хочу, чтобы мои дети, во-первых, вели себя, как учит Тора, (а это значит — никогда не делали подлости, уважали родителей и берегли друг друга), и еще я хочу, чтобы они оставались евреями. Во всех смыслах. Хочу, чтобы мои внуки и правнуки были похожи на моих бабушек и дедушек, не чурались своей еврейской внешности и еврейских же имен, а самое главное – не боялись признаться в том, что они – да, евреи, как и их предки. Потому что встречались мне и обратные примеры, к сожалению.

Хотя, знаете что? У имени «Эфраим» должен быть хороший посыл. Помните историю с благословением Яакова? Йосеф подвел к отцу своих сыновей, старшего, первенца – Менаше – с правой стороны, и младшего, Эфраима – с левой. Но Яаков возложил руки наоборот – правую на Эфраима, левую на Менаше. И благословил первым младшего, Эфраима. Яаков против воли Йосефа наделяет младшего более сильными благословениями, нежели старшего. Почему? Менаше, как старший, помогал отцу в делах. А младший – Эфраим, учил с Яаковом Тору. И от младшего сына, Эфраима, впоследствии произошел в заслугу этого Йеошуа бин Нун, ближайший ученик Моше. Так что мы еще посмотрим. В конце концов, библейский Эфраим тоже не в Израиле родился.