В недельной главе Ваишлах мы читаем, что Яаков вспоминает благословение, которым Всевышний благословил Авраама — «И сделаю Я потомство твое, как песок на морском берегу, который не счесть из-за множества его» (Берешит, гл. 32, ст. 13).
Здесь обращает на себя внимание уточнение, что «песок не счесть из-за множества его». Неужели мы не знаем, почему нельзя сосчитать песчинки? Что это уточнение о множестве песка добавляет к нашему пониманию?
Попытаемся в этом разобраться.
Итак, песок не подсчитывают песчинками по двум причинам.
Во-первых, из-за чрезвычайной трудоемкости и практической невыполнимости процесса.
Во-вторых, никому не нужно пересчитывать песчинки. Нет в этом пользы.
Помните притчу о человеке, который считался неуловимым, а на самом деле — его просто никто не ловил. Никто не пытался его поймать, потому что он никому не был нужен.
Даже если бы песчинки можно было сосчитать, скорее всего, никто бы не стал это делать, ввиду их ничтожности. Ведь подсчитывают то, что имеет цену, то, что боятся потерять. А на потерю песчинки никто и внимания не обратит. Если бы песок не использовался для строительных работ, кто бы к нему вообще притронулся!?
Уподобляя потомство Авраама (а значит и Яакова) песку на морском берегу, который не сосчитать, Всевышний, конечно же, не имел в виду именно песок — ничтожный, не представляющий никакой ценности. Подразумевалось лишь то его (песка) качество, которое обозначено понятием «множество», вызывающее уважение. Уважение к тому, что невозможно исчислить. Но, если бы вдруг такая возможность появилась — все бросились бы считать, вычислять и рассчитывать.
Таким образом, «множество» здесь не количественная характеристика (ведь количество, как бы велико оно ни было, можно исчислить), но — качественная.
Мне, наверное, возразят: но ведь сегодня специалисты определяют количество любого народа, каким бы многочисленным он ни был.
Да, действительно, количественно сынов Израиля с песком не сравнить. Они, скорее — оазис в пустыне народов. Но их духовное влияние в мире не поддается исчислению.
Однажды император Австро-Венгрии собрал у себя во дворце представителей всех общин и народов своей империи. Евреев на этом форуме представлял рав Шимон Софер, сын знаменитого Хатам Софера. Император лично раздал присутствующим сигары и сам закурил. Все подобострастно поспешили последовать его примеру.
Поскольку все это происходило в субботу, рав Шимон не стал курить вместе со всеми, но опустил свою сигару в карман. Его поступок был замечен.
— Ты пренебрегаешь моим подарком?! — нахмурил брови император.
Все присутствующие, словно по команде, устремили взгляды на дерзкого еврея.
У рава Шимона возникло ощущение, будто тяжелый острый меч, покинув ножны, занесен над его головой.
— Напротив, я слишком дорожу вашим подарком, ваше величество, чтобы превратить его в дым, — не дрогнув ни одним мускулом, спокойно ответил раввин.
Лицо императора просияло, и вслед за ним, одна за другой, стали зажигаться улыбки на лицах представителей других общин.
Вопрос: кто из всех присутствующих запомнился императору, кто произвел на него самое глубокое впечатление?
Ответ на него, думается, очевиден.
Никто не в состоянии исчислить духовное влияние сынов Израиля…
на основе комментариев рава Моше-Яакова Равикова
(известен и как Сандляр, т.к. имел сапожную мастерскую; уроки, которые он давал по субботам, опубликованы в книге «Ликутей раби Моше-Яаков»; конец 19-го — первая половина 20-го вв.; Белорусь — Эрец Исраэль)
и рава Шимона Софера
(был раввином Матирсдорфа и Кракова; Словакия, Польша, 1820-1883 гг.)
