После перехода рассеченного Красного моря (включая потопление преследователей-египтян) сыны Израиля воспели Всевышнему песнь, которая вошла в нашу литургию на веки вечные. В этой песне есть такие слова: «Нападет на них испуг и страх» (Шмот, 15:16).
Раши, объясняет, что «нападет на них испуг» – это «на дальних» (дальних не в том смысле, что родственники со стороны жены и т.п., а в том, что впечатляются издалека, не будучи напрямую вовлеченными в пугающие события). А «и страх» – это про «близких, как сказано: «ибо слышали мы, как осушил…» (Йеошуа 2:10).
Классические комментаторы Раши наперебой задаются вопросом: а почему не наоборот? Т.е. испуг – по ближним, а страх – на дальних. Хотя бы исходя из соображений простой логики: понятно, на первый взгляд, что сначала устрашаются ближние, а уже затем волна испуга накрывает дальних. Как звук, как свет, так и испуг распространяется из эпицентра вовне. Чем, спрашивается, эта логика не нравится Раши?
Самое простое, конечно, попробовать списать все на первоисточник. В Мехильте, которую цитирует Раши, тоже сказано: «Испуг на дальних и страх на близких». Но, во-первых, Раши не занимается составлением антологии мидрашей. Он объясняет прямой смысл сказанного в Пятикнижии. Прямой. А мидраши цитирует только тогда, когда они работают на его цель. И только так, что работают. А тут, на первый взгляд, не работают, меняя естественный порядок вещей. Во-вторых, в одной из версий Мехильты (Мехильта Дерашби) говорится: «Испуг на близких и страх на дальних». Чего бы Раши не процитировать эту версию Мехильты?
И вот еще что поразительно. Рабейну Бхайе пишет в своем комментарии тут: «Испуг на близких и страх на дальних, как сказано: «Ибо слышали мы, как осушил Всевышний Красное море перед вами»». Т.е., на первый взгляд, прямо противоречит Раши. Рабейну Бхайе. Не Рамбан. Не Ибн Эзра. Рабейну Бхайе… Разве такое возможно?! Вроде, еще с утра было невозможно. Придется разбираться.
Начнем с объяснения комментария Раши, который предлагают его авторитетные комментаторы, во главе с «Сифтей Хахамим»: в предпоследнем комментарии к главе «Экев» (к словам «страх и ужас пред вами») Раши пишет: «Но ведь «страх» есть то же, что «ужас»! Однако (понимать следует так:) «ужас пред вами» – у близких, «страх пред вами» – у дальних. פחד означает внезапное потрясение; מורא означает тревогу, страх многодневный». Т.е. по мнению Раши, то, что страх – это воздействие на близких, следует из самого значения слова («внезапное потрясение»). Поэтому навести страх можно только на тех, кто находится неподалеку и не имеет шансов успеть подготовиться и сгруппироваться. А ужас – это то, что испытывают дальние, дожидаясь приближающихся стремительным домкратом (но при этом иной раз долгие дни, недели и месяцы) неприятностей. Говорят, в таком состоянии даже время течет медленнее. Вероятно, ради полноты ощущений.
Но Раши пишет (по его собственному утверждению) для пятилетних детей. Которые до этого ничего не учили. И не могут знать то, что Раши напишет несколькими книгами дальше. Так что если бы написанное Раши в конце главы «Экев» имело отношение к сказанному в главе «Бешалах», то и приводить эти слова нужно было в комментарии к разделу «Бешалах». Там где вопрос возникает первый раз.
Кроме того, там Раши объясняет значение слов «ужас» и «страх». Здесь же он, на первый взгляд, темой значений слов не озабочивается. Несмотря на то, в частности, что в «Экев» Раши разъяснил значение слова «ужас», а «испуг» так и остался необъясненным. Значит, в «Бешалах» разговор о чем-то другом, не о филологическом разборе.
Т.е. вопрос не о том, какое из слов означает воздействие на какую часть окружения (близкие-далекие). А вопрос в том, что почему же первым упоминается испуг (воздействие на дальних) и только затем страх (воздействие на близких), если естественная последовательность событий (нашедшая отражение, в частности, в порядке слов в конце недельного раздела «Экев») – обратная?
Заодно можно добавить, что комментаторы Раши ссылаются на его комментарий к талмудическому трактату Сота, 20б (хотя, по умолчанию, это не взаимосвязанные сочинения, у каждого из которых своя методология и своя внутренняя логика), где (толкуя тот же стих из недельного раздела «Бешалах») Раши пишет обратное сказанному им в комментарии к Пятикнижию (в двух местах): страх – это затяжная тревога, которая приходит не вдруг (а испуг, соответственно, вдруг).
Как это часто случается, чтобы разобраться, придется вспомнить контекст. Вспоминаем, что там предшествует нашему «испугу и страху»: «Услышали народы и содрогаются, трепет объял жителей Плешета. Тогда пришли в смятение главы Эдома, сильных Моава охватила дрожь, обмякли все жители Кенаана». Т.е. клиническая картина во всей полноте детальности уже описана: содрогаются, объяты трепетом, пришли в смятение, были охвачены дрожью и даже, вон, обмякли. Зачем же добавлять про напавшие «испуг и страх»?
На самом деле, все просто. При минимально внимательном чтении бросается в глаза то, что до 15-го стиха (до слов «обмякли все жители Кенаана») используется прошедшее время. А начиная с 16-го («Нападет на них испуг и страх») – будущее. Это связано с тем, что в первой части песни сыны Израиля говорят о том, что уже произошло (правда, это прошлое – оно относительное: облаченные духом святости сыны Израиля как о произошедшем пели и о предрешенном. В том числе – о еще только ожидавшейся на тот момент реакции народов и их правителей на вести о рассечении Красного моря и сопутствовавших этому событиях). А начиная с 16-го заговорили о том, что они хотели бы, чтобы произошло. Т.е. закончив благодарить Всевышнего за уже ниспосланные благодеяния, начали просить о том, чтобы те продлились. Хотя бы до вступления в Землю Обетованную. А там началась бы новая серия благодеяний.
Поэтому, стоя на берегу Красного моря, но мыслями находясь уже на берегу Иордана (за которым – Земля Кенаана) сыны Израиля просили, в первую очередь на будущее, навести испуг на дальних на тот момент (т.е. на царей и народы Кенаана). Чтобы весь срок, который понадобится нашим, чтобы добраться домой (о сорока годах тогда речь еще, конечно, не шла), испуг от вестей о рассечении Красного моря преследовал бы канаанейцев, разрушая их психику и подрывая боевой дух. И чтобы они не смогли воспрепятствовать заповеданному захвату Земли Обетованной.
Иными словами, те чувства, которые испытывали народы Кенаана, когда сыны Израиля подошли к их границам, были не страхом, вызванным неожиданным событием (как когда Ирак вторгся-таки в Кувейт), но заключительным актом сорокалетнего мученья в липких объятиях затяжного ужаса перед неизбежным (как когда русские захватили Латвию в 1940-ом). И это – не потому что кенаанане такие впечатлительные, дальновидные и трусливые. А потому что Всевышний исполнил просьбу сынов Израиля, с которой те начали вторую часть своей песни над морем: да будет воля твоя, Г-сподь наш, чтобы испуг, вызванный известием о рассечении моря не покидал сердца кенаанейцев, пока мы не подоспееем, чтобы воспользоваться результатами.
Сама информация об этом давно и хорошо известна со слов нашей знаменитой разведчицы, главы резидентуры в Иерихо, Рахав, которые приводятся в вышеупомянутом трактате Сота (и слова которой Раши приводит в качестве цитаты в своем комментарии к слову «страх»: «И что на нас напал ужас пред вами, и что оробели все жители земли этой пред вами. Ибо слышали мы, как осушил…»). Так что новость не в этом. А в причинно-следственной связи между происходившим, после рассечения Красного моря в ханаанейских царствах и сказанном в Песне над морем. Моше и сыны Израиля в первую очередь попросили о том, чтобы вести о рассечении моря произвели впечатление (испугали) «дальних» – народов Хнаана и сопредельных с ним царств. И только во вторую – «близких» (народы Синайского полуострова).
(Небольшое отступление. На первый взгляд, выглядит непонятным, почему Раши приводит слова Рахав в комментарии к слову «страх» («перед близкими»), в то время как в книге Йеошуа они приводятся в продолжение упоминания ужаса («перед дальними»)? В свете предложенного нами объяснения вопрос снимается. Толкования слов «испуг» и «страх» не только дополняют друг друга, они представляют собой единое целое.
Имеется в виду вот что. На первый взгляд, странно. Понятно, зачем сынам Израиля нужно было подорвать боевой дух народов Ханаана: в Ханаане предстояло воевать самим. С активной помощью Небес, но самим. Но в пустыне наших предков защищали и охраняли облака славы. Зачем же нужно было просить Небеса о том, чтобы народы пустыни устрашились? Они же не представляли никакой угрозы?
Ответ: страх пустынников стал еще одним, дополнительным элементом запугивания ханаанцев. Страх, как известно, штука заразная (и это уже довольно давно не просто красивые слова, но научно доказанный факт. Насколько психологию можно считать наукой, конечно). Страх обитателей Синайского полуострова должен был передаться (и передался) их и без того испуганным северным соседям.
Иными словами. Когда сыны Израиля просили: «Да падет на них испуг и страх», – они просили о двух вещах, преследующих одну-единственную цель: свести к минимуму ментальную составляющую обороноспособности ханаанейцев: в первую очередь посредством воздействия напрямую (испуг далеких), а во вторую – опосредованно, заставляя страшиться и заражать своим страхом близких.
Поэтому Раши говорит о двух моментах, как об одном целом. И потому же он приводит слова Рахав, касающиеся, судя по контексту, последствий испуга, в комментарии на слово «страх». Раши, как мы уже доказали выше, объясняет тут не значение слов, но механизм психологического давления на ханаанееев. Ну, и попутно дает пояснения касательно необычной, на первый взгляд, последовательности употребляемых слов.)
Как вариант, можно предложить еще другое объяснение последовательности слов Писания («испуг» и «страх») и объяснения, которое дает им Раши: что упоминаемые Раши «близкие» и «дальние» – близки и далеки не географически, а по отношению к источнику угрозы.
Все знали и понимали, что выйдя из Египта, сыны Израиля (получив Тору) пойдут завоевывать Землю Обетованную (Хнаан). Прочим народам и царствам (в частности и в первую очередь упоминаемым в предыдущем стихе (15:15) «главы Эдома и сильные Моава») беспокоиться, по большому счету, было не о чем. Но (по просьбе сынов Израиля) Всевышний нагнал на них («далеких» от истинной цели сынов Израиля) ужас. Причем, хронологически, на них – на первых. А затем уже слухи дошли до близких (в качестве цели) царств Ханаана, которых охватил страх.
Таким образом все также становится на свои места: испуг «далеких» возник первым, потому что географически-то они были «близкими» и узнали о произошедшем раньше. А то, что это был не страх, а испуг, ужас, объясняется тем, что, как мы уже упоминали, головой-то они понимали, что на самом деле бояться им нечего: сыны Израиля идут не по их душу. А вот народы Ханаана устрашились, узнав о рассечении моря, как если бы сыны Израиля уже стояли у Иордана. И сорок лет пребывания в таком невыносимом состоянии доконали их.
В заключение поговорим о том, что представляют собой «испуг далеких» и «страх близких» в плане духовного служения. Начнем с очевидного. Война сынов Израиля с их врагами символизирует борьбу доброго начала с дурным (с различными его аспектами). Семь народов Хнаана символизируют, само собой, семь уровней дурных проявлений животной души. Которые следует подчинить (на начальном этапе) соответствующим уровням проявления души Б-жественной.
В целом же, «близкие» народы символизируют дурные устремления, которые, хоть и дурные-дурные, но природе еврейской души не противоречат. А «далекие» – те, которые, да, противоречат. Прям совсем чуждые природе нашей души устремления. Извращенные, по еврейским меркам, устремления. Понятное дело, главная война – с «близкими». Дурному началу, в принципе, все равно, каким именно дурным устремлениям я поддамся. Лишь бы поддавался. Изыски никому не нужны.
Сказали наши мудрецы (ВТ, Сукка, 30б): «Если бы не помощь Всевышнего, Благословен Он, не справились бы мы с дурным началом». Т.е. когда мы справляемся со своим дурным началом, это только благодаря милости Всевышнего, который навел на них испуг и страх.
И понятно, что помощь идет по нарастающей: от простого к сложному. Сначала – «испуг далеких», т.е. защита от вещей, к которым нормального человека не очень-то и тянет. Хотя, не храни Г-сподь, потянуло бы. А уже затем – «страх близких»: защита от соблазнов простых, вкусных и имманентных нашей душе, как беляши.
А в идеале, человек может и должен не только подчинить себе дурное начало, но и обратить его к добру и переформатировать в добро. Вот придет Машиах – увидим, как это делается на практике. В принципе, могли бы и собственными силами. Система это даже подразумевает. Нам даже заповедано любить Всевышнего «всеми сердцами» (и наши мудрецы объясняют, что речь идет о добром и дурном началах). Заповедано – значит посильно. Но дело в том, что Машиах приходит с минуты на минуту – можем, элементарно, не успеть. Потому что до прихода Машиаха работа над собой требует, как ни крути, огромных усилий. А после прихода Машиаха все само собой будет происходить. Как будто так и надо. Потому что так и надо.
(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, «Ликутей сихот» т. 36, стр. 65-69.)
Источник: ru.chabad.org
