Поделиться

Влачит в неравенстве таком — физиология и нравственность в иерусалимском Храме

Автор: Акива Б.

Глава Эмор запрещает коэнам и жертвенным животным с увечиями участвовать в храмовой службе. Русского еврея, под культурным давлением, возможно, более, чем нужно, готового противопоставить тело и душу или, наоборот, воспитанного убеждённым в равенстве прав и возможностей, эти запреты могут смутить, поэтому мы попытаемся апологетически резюмировать отношение еврейской традиции к этим заповедям.

Скажи Аарону: никакой мужчина из твоего потомства во всех поколениях, у которого будет изъян, да не приблизится [к жертвеннику или храмовой завесе], чтобы принести [в жертву] хлеб Всевышнего. [1]

Всякую [жертву], у которой есть изъян, не приносите, ибо не будет она принята благосклонно. [2]

Законы изъянов, дисквалифицирующих священников и жертвенных животных [3], слишком многообразны и, как нередко бывает в галахе, регулирующей физиологическую действительность, порождают слишком непримиримые интерпретации, чтобы обсуждать их здесь. Философский эссеизм от бессилия охватить хотя бы часть предписаний, во времена Храма определявших как развитие израильской скотопромышленности, так и регламент священнического кастинга, конечно, не самое еврейское стилистическое решение. Однако попробуем прояснить этическое содержание некоторых законов Торы, которые современной морали могут показаться дискриминационными.

Талмуд [4] спрашивает, зачем Торе трижды – говоря о священниках, жертвах и первенцах скота – упоминать, что изъян, мум, делает негодным для храмовой службы человека или соответствующее животное [5]. Мудрец Рава отвечает: если бы Тора эскплицитно дисквалифицировала только физически неполноценных коэнов, можно было бы подумать, что ущербные животные годятся для жертвенника, поскольку только люди обязаны соблюдать заповеди – и только от них требуется физическое совершенство; а если бы, напротив, так было сказано только о животных, можно было бы сделать вывод, что это не относится к людям, поскольку именно от животного, сжигаемого на жертвеннике, зависит искупление грехов человека или народа. Строгость этого исключительного идеализма уравнивает жертву с тем, кто её приносит.

Объяснения [6] такого сурового внимания Торы к физическим изъянам сходятся в неожиданном антропоцентризме. Деяния человека тем угоднее наблюдающим их и тем сильнее пленяют мысль, чем величественнее их совершитель: служение физически безупречного коэна, чьё лицо подобно молнии, нити цвета тхелет в кистях цицит, розе посреди великолепного сада или звезде пастушеской Венере [7], выражает красоту идеи служения Богу как такового. Храм – место богатства и цельности [8], и безызъянность жертв, которые в нём приносят, пробуждает в сердце человека любовь и почтение к их Создателю.

Столь буквальные представления о калокагатии, едва ли уместные даже у позднего Шиллера, удивляют современного европейца. Талмуд [9] рассказывает, как горы оспаривали избранность Синая. С небес раздался голос, обличивший их ущербность: как горбун не может служить в Храме, так и высокие хребты непригодны для дарования Торы. Рав Аши заключает, что подлинный мум, изъян, – гордыня, а сгорбленность высокогорного тела – её парадоксальное физическое выражение, заключающее в себе и грех, и наказание. Подобная инверсия связи между уродством и аморальностью позволяет лучше понять взгляд мудрецов Талмуда на заповеди, о которых идёт речь.

В пост 9го Ава в знак скорби о разрушенном Храме запрещено учить Тору, чьи слова радуют сердце [10], – за немногими исключениями. Одно из таких исключений – рассказ о падении Иерусалима из-за Камцы и бар Камцы [11].

У одного богача был друг по имени Камца и враг по имени бар Камца. В связи со скудностью иерусалимских нейминговых стратегий на пир, который устроил этот богач, пригласили врага вместо друга, и хозяин, несмотря на униженные просьбы нежеланного гостя, прогнал его. Бар Камца, обиженный на хозяина и пирующих с ним мудрецов, ничего не возразивших, задумал месть. Он уговорил кесаря послать жертву в Храм [12], и тот доверил ему отвести на заклание тельца [13]. По пути бар Камца нанёс жертвенному животному увечье в месте, котрое Талмуд называет нив сфатаим, что принято переводить как ‘верхняя губа’ [14]: по еврейским законам, жертву с таким изъяном приносить было запрещено, а по законам идолопоклонников – разрешено. В Храме заспорили так, словно дело происходило в декабристском кружке – a terrible beauty is born, – а не в 70м году общепринятого летоисчисления: приносить ли тельца, чтобы не раздражать римские власти, или убить бар Камцу, чтобы он не донёс кесарю. Рабби Зхарья рассудил: если убить бар Камцу, люди подумают, что намеренно увечащий жертвенных животных повинен смерти; тельца в жертву не принесли, бар Камца отправился с доносом к кесарю, и Иерусалим был разрушен.

Этот рассказ, решающее событие которого – нанесение незаметной царапины, – повествует не об оглушительных исторических реперкуссиях тихой случайности, а о закономерных следствиях человеческой и общественной деградации. Лёгкость, с которой хозяин пира прогоняет своего врага, равнодушие его гостей, готовность униженного донести на евреев нееврейским властям [15] и истязать животное [16], выбор мудрецов между угодливостью и убийством, страх храмовых служителей перед народными мисконцепциями, а не перед законом Торы, – всё свидетельствует о социальных и этических трещинах, эмблематизированных невидимой раной. В печальном свете этой аллегории взаимозависимость физической и нравственной цельности, требующейся для храмовой службы, представляется менее контринтуитивной.

Талмуд [17] называет Храм красой мира. Приведённый в начале стих запрещает увечным коэнам приближаться (ло йикрав) к святыням Храма, чтобы принести (леhакрив, дословно – ‘приблизить’) жертвы. Комментаторы [18] определяют святость как отдельность и отдалённость. Бог отделил евреев от других народов [19], а коэнов – от остальных евреев, и – лейтмотив главы Эмор – освятил их: когда народ, ‘царство священников’ [20], получал Тору у Синая, в нём не было увечных [21], и потому все равнообязались исполнять её заповеди. Удивительная подробность списков физических дефектов указывает не на телесный супремасизм Торы: красота – самый выраженный симптом отдельности и дальности от земного, и в действительности закон предписывает коэнскому телу и телу жертвенного животного маловозможное состояние совершенства, далёкого от пути всякой плоти и граничащего с бесплотностью, в котором приближаться и приближать к святому безопасно.

___________________________________

[1] ваЙикра 21.17
[2] ваЙикра 22.20
[3] Описанные в гл. 5-7 трактата Бехорот
[4] Бехорот 43.
[5] Так понимает вопрос Раши; Тосафот, Рав из Бриска и другие комментаторы обсуждают сложности взаимной экстраполяции законов, связанных с изъянами у скота и людей.
[6] Сефер аХинух 275, 277 и 286
[7] Так пиют ‘Марэ Коэн’, который читают в молитве мусаф в Йом Кипур, описывает первосвященника, вышедшего из Святая Святых.
[8] Например, Звахим 88. или Мефареш на Тамид 29.
[9] Мегила 29.
[10] Теhилим 19.9
[11] Гитин 55:–56.
[12] От неевреев принимают только жертву ола, см. Маасе аКорбанот 3.2
[13] Комментаторы по-разному понимают значение термина עגלא תלתא: Раши в Псахим 68. считает, что речь о телёнке, родившемся третьим у своей матери, ср. Шаббат 119:; впрочем, в Санhедрин 65: и Бава Меция 68. он же пишет, что речь о, соответственно, телёнке, достигшем трети своих лет или размеров, отвечая на собственную кушию в Эрувин 63., где так называется созданный в шаббат телёнок; עגל в законах жертв – однолетний телёнок (Рош аШана 10., Маасе аКорбанот 1.14), поэтому здесь логичнее объяснение Раши в Псахим или Бава Меция.
[14] Источник выражения – Йешаяhу 57.19; Хидушей Батра на Тосафот Звахим 77: доказывает, что речь о внутренней стороне верхней губы, поскольку, если бы увечье было очевидно, слуги царя обвинили бы бар Камцу; Раши в Хулин 59. предлагает два варианта перевода созвучного слова ניבי: ‘зубы’, как Тосафот, Арух и другие Ришоним, или ‘дёсны’, ‘gencives’; так же в Бехорот 35. он понимает термин Мишны (6.4) חוטין החיצונות, царапина на которых является дисквалифицирующим изъяном; ср. также Хулин 128:, откуда видно, что в нив сфатаим нет костей и что эта часть тела не регенерируется; можно предположить, что бар Камца поцарапал телёнку место между верхней губой и верхней десной.
[15] О запрете месиры см. Бава Кама 58. и 117., Рамбам Ховель уМазик 8.9, ША ХМ 388
[16] Запрет цаар баалей хаим учится из Шмот 23.5; см. Бава Меция 32:
[17] Звахим 54:
[18] Например, Раши в начале предыдущей главы Кдошим или Менахем бен Сарук.
[19] ваЙикра 20.24
[20] Шмот 19.6
[21] Мехильта 20.15

Обложка: Корреджо, фрагмент картины ‘Давид перед ковчегом Завета’
Источник: Telegram-канал ToraLive

Подпишитесь на нашу email рассылку!

© 2024 Vaikra.com