«Ибо эта заповедь, которую я заповедую тебе сегодня, не сокрыта она от тебя и не далека она. Не на небе она, чтобы сказать: «Кто взойдет для нас на небо и возьмет ее нам, и даст нам услышать ее, чтобы мы ее исполнили?» И не за морем она, чтобы сказать: «Кто пойдет для нас за море и возьмет ее нам, и даст нам услышать ее, чтобы мы ее исполнили?» Но близко к тебе это слово очень, чтобы устами твоими и сердцем твоим исполнять его. Смотри, я предлагаю тебе сегодня жизнь и добро, смерть и зло, Заповедуя тебе сегодня любить Господа, Б-га твоего, ходить путями Его и соблюдать Его заповеди и Его законы и Его правопорядки; и ты будешь жить и умножаться, и благословит тебя Г-сподь, Б-г твой, на земле, на которую ты вступаешь для овладения ею.» (Дварим, 30:11-15)
Очень известные слова. И на первый взгляд, очень понятные. Подчеркнуто понятные. Чтобы даже самые тупые не могли сказать, что неправильно поняли и опять все перепутали. А с другой стороны, именно эта кажущаяся простота и очевидность, как минимум, некоторых моментов требует пояснения.
Ну вот, например: «Но близко к тебе это слово очень, чтобы устами твоими и сердцем твоим исполнять его». Вроде бы, по умолчанию очевидно, что заповеди данные Всевышним исполнимы. Зачем бы заповедовать неисполнимое? Чтобы поглумиться? Как-то это не похоже на нашего Б-га (когда речь идет о нас!).
Но из того, что в Торе сказано (через «но»!): «Но близко к тебе это слово очень, чтобы устами твоими и сердцем твоим исполнять его», – следует, что логично было бы подумать как раз, что заповеди да неисполнимы, но вот Тора вправляет нам мозги и объясняет: нет-нет, все в порядке, близко к тебе это слово очень, чтобы устами твоими и сердцем твоим исполнять его. Слава Б-гу!
Как известно тем, кто читал «Танию», больше всего сомнений в исполнимости вызывает, конечно, упоминание про «сердцем твоим». Как пишет Альтер Ребе в начале 17-ой главы: «На первый взгляд кажется, что такое противоречит нашему ощущению (а ведь Тора вечна), и вовсе не очень «близко» и легко отвратить сердце от желаний этого мира и истинно полюбить Всевышнего, и как написано в Гмаре: «Разве страх Б-жий – это мало?», – а тем более любовь. А также сказали наши мудрецы, что лишь праведники владеют своим сердцем и т.д.». Т.е. это не только нам кажется, что чувствами управлять почти невозможно! Это и наши мудрецы во всех поколениях отмечали и признавали.
Так как же так?
Альтер Ребе (в 18-ой главе и дальше) отвечает на этот вопрос так: речь идет о природной (но скрытой, латентной) унаследованной от праотцов любви ко Всевышнему, которая есть в душе каждого еврея. Т.е. мы, евреи и еврейки, рождаемся влюбленными во Всевышнего. И все что нам (а также нашим родителям и наставникам) остается – дать этой влюбленности проявиться. Выпустить ее наружу.
Хорошо, допустим, мы разобрались с тем, что делает исполнимым заповеданное в эмоциональной сфере: любовь ко Всевышнему, трепет перед Ним и пр. и пр. – мы получаем по наследству, по факту того, что мы являемся евреями и еврейками. Но в стихе сказано «устами твоими и сердцем твоим исполнять его». Деструктурируем: «устами твоими» – это речь, «сердцем твоим» – это мысли и чувства, «исполнять его» – это практические поступки. Т.е. первым пунктом идет речь. А значит и главное открытие всего стиха про «близко к тебе это слово очень» касается именно речи, а не эмоциональной и интеллектуальной сфер.
Чтобы понять, в чем же оно заключается, нам понадобится вернуться на титульный лист Тании. Там, где Альтер Ребе объясняет, что «эпиграфом для нее служит стих «Но близко к тебе это слово очень, чтобы устами твоими и сердцем твоим исполнять его и т.д.» Цель книги – в доступной форме объяснить, как, с Б-жьей помощью, достигается духовный уровень, на котором “близко к тебе это слово очень” долгим и коротким путем».
«Долгим и коротким путем» некоторые переводят (и понимают) как «долгий путь и короткий путь». Мол, есть два пути. И Альтер Ребе указывает их оба. Ну, в принципе, это легитимно. Хотя если хоть немного подумать, прикольно конечно. В духе всяких там «двух способов завязывать шнурки: один – по отдельности, на каждом ботинке, чтобы ходить. А второй – вместе, чтобы падать и валяться». Зачем бы Альтер Ребе указывать своим читателям (хасидам) долгую дорогу, если есть короткая? Назло, что ли? В наказание за дурость? Как-то это не похоже на нашего Альтер Ребе.
Поэтому гораздо логичнее другое понимание: действительно, есть два пути. Короткий, который длинный и длинный, который короткий. Альтер Ребе, на титульном листе и в самой Тании, предлагает только один – долгий, который короткий. Кстати, если вспомнить историю из Талмуда (Эрувин, 53б), в которой не по годам развитый поганец гонял рабби Иеѓошуа бен Хананью по горам по долам, там вся соль детского троллинга в том, что короткая дорога – долга, а долгая – коротка. Т.е. в обоих случаях дорога – и длинная и короткая. Только каждая по своему.
Тот путь, который предлагает хасидизм Хабад, это подробно описанный в Тании долгий путь работы над собой, являющийся коротким в том смысле, что позволяет достичь заветной цели (того уровня влюбленности во Всевышнего, когда любой поступок, любое слово и любая мысль диктуются только любовью ко Всевышнему и стремлением послужить Ему, исполняя Его волю и т. д.). Любым другим из путей можно прийти, и может быть даже очень скоро, куда угодно. Только не туда.
Дело вот в чем. Как мы уже упоминали, глубоко в душе каждого еврея теплится готовая, наследственная любовь ко Всевышнему. И в этом смысле мы очень близки к цели. Что называется, протяни руку.
С другой стороны, пока эта скрытая любовь не проявилась, добраться до нее очень сложно. Единственный надежный путь к цели – это по долгой «обходной» дороге работы над собой. В первую очередь – над речью (над сформулированными мыслями), как сказано «устами твоими». Но с прицелом (через взятие под контроль сердца) на то, что раскрепощенная, выпущенная из лампы любовь наполнит собой каждый наш (заповеданный) поступок («исполнять его»).
Некоторая парадоксальность заключается в том, что бредя по долгой дороге (которая короткая), мы тем самым удаляем препятствия, делающие непроходимо-долгую короткую дорогу все более проходимой: ведь препоны, нагроможденные природой между нами и нашим Творцом, по мере исчезновения, исчезают во всех измерениях.
Как известно (см., например, «Мишне Тора», в конце Законов раскаяния), любовь ко Всевышнему является производной знания о Всевышнем. Чем больше знание – тем больше порождаемая ею любовь. Вот такая прямая взаимосвязь. Из этого следует, что выученное нами выше о том, что, во-первых, любовь ко Всевышнему (и все ее производные: служение, достойное исполнение заповедей и т.д.) «близка к тебе очень». Во-вторых, духовная работа по раскрытию любви ко Всевышнему, скрытой в нашем сердце, требует максимальных усилий во всех сферах нашего существования. В-третьих, именно благодаря прохождению вышеупомянутого долгого пути, тот становится коротким, а причастность ко Всевышнему – легко достижимой!
Вот это все – касается не только любви, но и познания Всевышнего. Ввиду вышеупомянутой их взаимосвязи.
Предмет того, что мы условно называем «знанием Всевышнего», делится на две части: принципиально непостижимая «истинная сущность» Б-жественного, в которую можно только верить. Т.е. знаем мы об этом только то, что мы в это верим. И внешние проявления Б-жественного, доступные нашему восприятию. По крайней мере, в какой-то степени.
Преимущества веры в том, что она не ограничена рамками нашей способности постичь то или иное явление. Тем более, когда речь идет о вещах непостижимых. Недостаток – в том, что ничем по сути не подкрепленная вера, порождает лишь поверхностное, абстрагированное отношение.
И наоборот. То, до чего мы дошли своим умом (или хотя бы в состоянии дойти, в принципе) – четко ограничено нашими скромными возможностями. Зато вызывает в нас живой и непосредственный отклик: чувства (в первую очередь – искомые, в виду заповеданности, любовь и трепет), мысли, переживания, рефлексии и прочее.
А теперь вопрос: какой из уровней восприятия Б-жественного, вера или знание, важнее? Я бы даже сказал, главнее?!
Великий (я бы даже сказал, главный) рационалист Рамбам считает, что знание. Поэтому, в частности, говоря об обстоятельствах, при которых праотец Авраам дошел до того, что у мира есть Творец, он приводит мидраш, согласно которому это произошло, когда Авраму было сорок лет (т. е. когда он достиг пика своих интеллектуальных возможностей). Т.о. Рамбам нам сигнализирует, что нас интересует именно сознательная сторона дела. Умозаключения Аврама.
А вот Раавад, ненавязчиво споря с Рамбамом, напоминает другой мидраш. Согласно которому Аврам обрел веру в трехлетнем возрасте. Т.е. главное (по мнению Раавада) вера («подсознательное», «надсознательное»), а не знание.
(И похоже, подобным образом они спорят о том, в чем превосходство близости к Б-гу Моше в сравнении со всеми прочими творениями. По мнению Рамбама (в первой главе «Законов основ Торы»), главное в том, что Моше смог постичь. Знание, вынесенное им из и на основе откровений, которых он удостоился и т. д. А Раавад с этим, естественно, не соглашается. И списывает все на то, что было явлено Моше на горе Синай во время его сорокадневного предстояния и т. д. Вне прямой связи с тем, что там Моше понял, а чего (страшно писать такое) не понял. По мнению же Рамбама, не мог Моше этим удовлетвориться и поэтому просил у Небес особых сил и средств для постижения. Потому что, согласно Рамбаму, главное – знание, а не вера.)
По сути дела, Рамбам и Раавад спорят вот о чем. Раавад проводит четкую границу между постижимым и непостижимым. Постижимое, само собой, следует постигать. Заповедь! Но непостижимое – оно не постижимое. И не нужно пытаться щупать его своими мозгами: только опошлим. В лучшем случае. Рамбам же насчет постижимого совершенно согласен (еще бы!), а вот по поводу непостижимого – нет. Непостижимое, считает он, тоже нужно постигать. На предмет убедиться в его непостижимости. И проникнуться соответствующими переживаниями и т. д. Поэтому совсем не удивительно, что говоря о заповеди веровать, Рамбам то и дело упоминает обязанность знать. Ибо, по его мнению, любая вера подразумевает знание. В частности, знание (понимание) непостижимости проявлений Б-жественного высшего порядка.
Теперь мы можем вернуться к разговору о знании как основе любви ко Всевышнему.
В основе, безусловно, лежит чистая вера, никакой реальной интеллектуальной подоплеки не имеющая. Зато неотъемлемо присущая каждой еврейской душе. И в этом смысле «близкая очень» к проявлению. Но сама по себе такая ничем не подкрепленная, «интуитивная» вера, слаба. Т.е. она сильна. В том смысле, что непобедима, непотопима и неистребима. Но слаба. В том смысле, что на конкретный поступок подвинуть сама по себе не в состоянии. Если только нет других мотиваторов. Поэтому необходимо подведение интеллектуальной базы. И чем шире эта база, тем меньше внутренних препятствий к внешнему проявлению любви ко Всевышнему – жизни согласно заповедям.
Из этого, со всей неизбежностью, следует, что для того, чтобы хоть что-то представлять из себя в плане служения Всевышнему, совершенно необходимо занимать свой мозг не только понятными вещами (типа конкретных законов практических заповедей и прочей талмудистики), но и непонятными (хасидизм, само собой). Иначе никак. Причем, изучая хасидизм, в силу вышеупомянутых причин, нельзя ограничиваться темами, имеющими практическое значение (и потому постижимыми, хотя бы в этой плоскости), но следует обращаться и к подчеркнуто отвлеченным темам, посвященным, по определению, непостижимым материям.
Вот так мы и будем выдавливать из себя любовь по капле, как раба, до тех пор, пока наконец не придет Машиах.
Слава Б-гу, он должен прийти буквально с минуты на минуту. А затем останется подождать всего несколько очень тучных лет и мы увидим Б-жественное присутствие собственными глазами. Увидим и влюбимся. С первого взгляда. И ничего объяснять не потребуется. Но не потому, что не объяснить, а потому что и так все понятно. Другой уровень. Пока невообразимый. Но дайте срок.
(Авторизированное изложение беседы Любавичского Ребе, «Ликутей сихот» т. 34, стр. 173-179.)
Источник: ru.chabad.org
