Автор: Рав Элияу Тавгер, преподаватель ешивы «Торат Хаим»

Урок, данный в Московской Хоральной Синагоге после исхода Шабата
28 января 2012

Приступая к изучению разрешенных речевых форм, условно относящихся к «лашон а-ра» (злословию), хотя по сути им не являющихся, мы сталкиваемся с несколько странной, стоящей особняком и вовсе не очевидной формой, которая на языке Гемары называется «беа-пей тлата», что в переводе с арамейского на иврит означает «лифней шлоша», т.е. «перед троими». Попросту речь идет о том, что проблемная информация была озвучена в присутствии троих слушателей.

Эти трое слушателей упоминаются в двух трактатах Вавилонского Талмуда — «Баба Батра» и «Эрхин». В третьей главе («Хезкат а-батим») трактата «Баба Батра» говорится о «хазаке» — презумпции. Приводится следующая ситуация: человек («мара батра» — «последний хозяин» на языке Гемары) «сидит» на некоем поле (т.е. обрабатывает его, как собственное), а потом приходит другой («мара кама» — первый хозяин) и утверждает, что по праву собственности поле принадлежит ему, а тот, кто фактически сидит на поле, удерживает его незаконно. «Мара батра» возражает и утверждает, что честно купил поле у первого хозяина, однако не может предоставить в подтверждение своих слов «штар» (купчую).

Гемара говорит, что в таком случае действует правило: если «мара батра» удерживал поле на про- тяжении последних трех лет, то уже невозможно оспорить его право собственности лишь на основании факта отсутствия купчей на землю, поскольку людям не свойственно старательно хранить такие документы больше трех лет. А значит, три года непрерывного владения закрепляют «хазаку» — презумпцию собственности. Однако алаха предусматривает способ защиты прав настоящего хозяина, позволяющий нейтрализовать «хазаку», которая закрепляет владение по истечении трех лет. Этот способ называется «мехаа» — протест: если настоящий хозяин находится далеко, но узнает, что его недвижимое имущество удерживает кто-то другой, он может протестовать перед свидетелями. Если он это сделает, то во время судебного разбирательства трехлетняя «хазака» фактического владельца не будет являться доказательством приобретения права собственности.

Гемара выясняет, как делается «мехаа»: мудрецы спорят о том, сколько свидетелей требуется для того, чтобы заявить протест. Раби Абау сказал со слов раби Йоханана, что «мехаа» делается перед троими, а раби Хия бар Аба сказал, что «мехаа» делается перед двоими. Гемара предполагает, что их спор как-то связан с высказыванием Рабы бар рав Уна, приведенным в трактате «Эрхин»: вещь, которая рассказывается в присутствии троих, не попадает под запрет «лишна биша» («лашон а-ра»). Как такое может быть? Неужели техническая по сути своей деталь — наличие нескольких слушателей — разрешает злословие?

Сразу понятно, что возможны как минимум два различных понимания смысла этой фразы Рабы бар рав Уны:

1) Когда информация, в принципе попадающая под запрет «лашон а-ра», говорится в присутствии трех человек — это всегда будет разрешено.

2) Первый рассказчик нарушил запрет «лашон а-ра», а трое его слушателей имеют право пойти и рассказать другим.

Оба варианта понимания неочевидны, и существует много различных мнений относительно того, как это все объяснить. Когда Хафец Хаим [1] писал свою знаменитую книгу о «лашон а-ра», он ставил перед собой задачу максимально расширить запрет злословия, а тут такая неожиданная алаха: оказывается, можно собрать троих человек (не нужен даже миньян) и сказать лашон а-ра. Разве такое возможно?

Хафец Хаим, понятный Тосафот [2] и непонятный Рамбам [3]

Хафец Хаим занимается этим вопросом во втором разделе своей книги очень подробно: в верхней части листа он пишет алаху, а внизу приводит много источников и мнений. В частности, он цитирует Тосафот, которые придерживаются мнения, что речь идет о самом рассказчике, только он говорит не очевидный «лашон а-ра», а нечто менее определенное — «авак лашон а-ра» (пыль злословия).

Один из вариантов определения «авак лашон а-ра» сводится к тому, что это сообщение, которое может быть истолковано как в положительном, так и в отрицательном ключе. Классический пример, который приведен в Талмуде: человека спрашивают, где тут можно найти огонь, и он отвечает, что огонь можно найти в таком-то месте, и добавляет: там варят много мяса. Смысл сказанного часто зависит не только от слов, но и от интонации, от контекста. И согласно Тосафот, трое слушающих обеспечивают словам рассказчика положительную индикацию: если он нашептывает «лашон а-ра» кому-то на ухо, это выглядит очень похожим на запрещенный «лашон а-ра», но если человек рассказывает что-то публично, то в этом, вполне возможно, нет никакой проблемы — а иначе стал бы он это делать так открыто и демонстративно?

Зачем же рассказчик говорит, что в некоем месте варят много мяса? Видимо, не для того, чтобы обвинить людей, находящихся там, в чревоугодии, а для того, чтобы похвалить их за то, что они готовят еду для бедных. По Тосафот выходит, что Раба бар рав Уна говорит об особом случае, а не о стандартном «лашон а-ра».

Хафец Хаим берет мнение Тосафот в качестве основы для практической алахи и пишет, что мудрецы разрешили рассказать «лашон а-ра» перед тремя лишь в том случае, когда сообщенная информация не является однозначно негативной, т.е. может быть истолкована двояко. Идя вслед за Тосафот, он добавляет, что разрешение или запрет во многом зависят от того, как передается сообщение, и следовательно, разрешение говорить такие вещи именно перед троими построено на положительной индикации. Если человек рассказывает троим, то он понимает, что они перескажут услышанное другим, по принципу «хавра хавра ит лей» (т.е. «есть у друга друг» (арам.)), и в конце концов сообщение достигнет ушей того, о ком в нем говорится. И поэтому рассказчик, предполагая это, прилагает все усилия, чтобы рассказанное им не воспринималось как нечто отрицательное. Значит, сказанное не попадает под запрет «лашон а-ра». Но тема не может считаться исчерпанной, поскольку помимо Тосафот данной проблемой занимались и другие комментаторы и законоучители, в частности Рамбам, который понимает закон «перед троими» совершенно по-другому.

Рамбам занимается запретом «лашон а-ра» в 7-ой главе «Илхот Деот». Он пишет: «И если эти слова уже сказаны троим — уже услышаны они тем человеком, о котором говорилось. И если в другой раз один из этих троих будет рассказывать кому-нибудь то же самое — нет в этом злословия». Т.е., по Рамбаму, речь здесь идет вовсе не о первом рассказе перед троими (очевидно, первый рассказчик нарушил запрет «лашон а-ра»), а о том, можно ли одному из троих слышавших передавать информацию дальше. Рамбам осторожно пишет, что передача не будет квалифицироваться как «лашон а-ра», однако не говорит прямо, что это можно делать.

Хафец Хаим очень удивлен мнением Рамбама. Он иллюстрирует проблемность этого мнения ярким примером: 10 грабителей проникли в дом, и один из них думает, что даже если он ничего сейчас не возьмет, остальные 9 все равно разграбят дом и без него, а это значит, что он может спокойно грабить вместе со всеми и ничего тем самым не нарушит. Такого грабителя Хафец Хаим сравнивает с одним из троих слушателей, передающим информацию дальше. Хафец Хаим спрашивает: разве то, что негативная информация о ком-то теперь распространится в любом случае, даже без моего непосредственного участия, развязывает мне руки, чтобы я тоже мог спокойно участвовать в этом неправом деле? Чтобы как-то решить проблему с Рамбамом, Хафец Хаим предлагает некое объяснение: он пишет, что запрет «лашон а-ра» связан с раскрытием секретной информации, что в Письменной Торе «лашон а-ра» называется словом «рехилут» (сплетни), а этимологически это слово означает «раскрытие секрета».

Очевидно, что такое формальное объяснение не удовлетворяло даже автора. Поэтому формулируя алаху, Хафец Хаим очень осторожно добавляет: «Есть те, кто говорит, что если кто-то рассказал негативную информацию о ближнем перед тремя, то он точно нарушил запрет лашон а-ра, и тем не менее, если позднее один из слышавших пересказал услышанное другим — он не нарушил тем самым запрет лашон а-ра». Внизу страницы он делает примечание, что объяснения, которые предлагают другие ришоним, в том числе Раши и рабейну Йона, не содержат ничего, что указывало бы на источник мнения Рамбама. Это заставляет его сомневаться в том, что алаха может быть установлена по Рамбаму. В то же время он не готов проигнорировать мнение Рамбама полностью, учитывая тот факт, что Смаг и Рашбам с ним согласны. Используя безымянную форму «есть те, кто говорит» вместо указания имени Рамбама, Хафец Хаим дает нам понять, что хотя такое мнение и существует — большой вопрос, насколько вообще можно на него полагаться.

Выше мы уже обратили внимание на важную тонкость: по сути, Рамбам не разрешил слушателю дальнейший пересказ, а лишь сказал, что этот пересказ не будет квалифицироваться как «лашон а-ра». Однако дальше Рамбам делает очень важное сужающее добавление: один из трех слушателей, передавший информацию дальше, не будет виновен в лашон а-ра лишь при условии, что он не распространяет эту информацию намеренно. Т.е. все сводится к ситуации, когда слушатель случайно, ненамеренно, проговорился, а потом мучается из-за этого: согласно Рамбаму, мы можем его успокоить, объяснив, что запрет лашон а-ра не нарушен, потому что все равно все уже и так знают то, что он рассказывал, или вскоре узнают. Но специально пересказывать услышанное ему нельзя — Рамбам это однозначно запрещает.

Почему? Потому что позиция Рамбама зиждется на еще одной презумпции: большинство людей нарушает запрет лашон а-ра, поэтому в конечном счете, все эту информацию узнают. И стало быть, Рамбам говорит о человеке-исключении, который не хотел нарушать запрет «лашон а-ра» и собирался молчать, но по какой-то причине проговорился.

«Лашон а-ра №2»

Все это хорошо и интересно, однако по-прежнему совершенно непонятно, на чем в принципе основано мнение Рамбама и как снять вопрос про «мудрого» вора, который задает Хафец Хаим. Но если проанализировать слова Рамбама в 7-ой главе «Илхот деот» с предельной тщательностью, то можно обнаружить еще одну странность. Чуть выше того места, где Рамбам освобождает одного из трех слушателей от ответственности за нарушение «лашон а-ра» при дальнейшей передаче информации, он пишет прелюбопытнейшие вещи.

Оказывается, тот, кто рассказывает нечто такое, что в случае распространения приведет к телесному или имущественному ущербу, душевным страданиям и даже страху, виновен в нарушении «лашон а-ра». Это похоже на определение запрета «лашон а-ра». Но ведь Рамбам уже дал определение «лашон а-ра» в самом начале 7-й главы «Илхот деот»: это «гнут хаверо» — сообщение негативной правды о ближнем. Потом он много места посвятил деталям и частностям запрета, а теперь, после всего вышесказанного, почему-то вновь начинает заниматься определением лашон а-ра?!

Подобный порядок изложения не присущ Рамбаму, и эта странность не могла не привлечь внимания комментаторов. Автор книги «Аводат а-Мелех» [4], будучи человеком потрясающей эрудиции, приводит целый ряд источников из Гемары и мидрашей на каждую алаху Рамбама. Относительно нашего «странного» Рамбама он говорит большой хидуш: оказывается, два определения «лашон а-ра» связаны с тем, что Рамбам хотел классифицировать «лашон а-ра», выделив два разных его типа! Первый — это негативная правда, «гнут хаверо». Второй — это информация, которая не содержит негатива, но приводит к плохим последствиям, к ущербу. И этот вид «лашон а-ра» Рамбам как раз выводит из закона о «мехаа», упомянутого в начале статьи.

Допустим, Реувен работает по контракту за границей и узнает, что в его доме незаконно живет некий человек. Что ему делать, если он вернется домой лишь после истечения трехлетнего срока с момента захвата? Позвать Шимона и еще двоих евреев и сказать: «Знайте, что человек, который живет в моем доме как в своем собственном — грабитель, захвативший дом незаконно». Теперь у слушателей есть варианты — молчать об услышанном или передавать информацию дальше.

Если предположить, что передавать информацию можно, то появляется вопрос, как это правильно делать. Ведь можно рассказать, что такой-то (назовем его Леви) захватил чужой дом и является грабителем, а можно сказать, что Реувен пришел и сделал передо мной «мехаа». Понятно, что если Шимон расскажет другим людям о том, что Леви является грабителем — это будет «гнут», но в чем проблема рассказать про то, что Реувен защищал свое право на имущество и сделал «мехаа»? Вроде бы ни в чем. Вот именно отсюда Рамбам и берет второй тип «лашон а-ра».

Когда у человека есть сомнение говорить или не говорить, какой расчет он должен делать? Он должен задать себе вопрос: а откуда я знаю, что мой друг Реувен действительно заявил протест? Быть может, он рассказал мне все по большому секрету, поскольку боится Леви, ведь тот из мафии — он «гавра алима» на языке Гемары, то есть, человек, способный навредить, и в таком случае распространение информации может привести к тому, что Реувен, уже пострадавший от действий грабителя, пострадает еще больше. Таким образом, складывается ситуация, когда Реувен, поскольку заботится о своем имуществе, делает «мехаа», но если Шимон об этом расскажет, то он нанесет Реувену ущерб (как минимум, тот будет бояться мести со стороны Леви). правильным будет предположить, что Рамбам понимает данную Гемару так: если Реувен обвиняет Леви в захвате земли только перед Шимоном, то вполне возможно, что он действительно боится Леви и был намерен по-настоящему протестовать, а рассказал Шимону о ситуации просто потому, что сорвался, не выдержал. Следовательно, дальнейшее распространение Шимоном услышанного может навредить Реувену, а значит — это классический пример «лашон а-ра №2», описанного Рамбамом.

Важное дополнение

Существует особый вариант издания книги «Хафец Хаим» с комментарием рава Шломо Рознера «Али Беер». В самом первом издании этого комментария хидуш, о котором мы будем говорить, еще отсутствовал, но в последующих переизданиях он уже напечатан. Рав Рознер приводит различных комментаторов, в числе которых рош ешива «Кфар Хасидим» рав Эли Мишковский. Внимательно прочитав это место в «Илхот деот», он обратил внимание на то, что Рамбам сперва дает определение «лашон а-ра №2», а уже потом приводит то самое разрешение, вызвавшее затруднения у Хафец Хаима: «И если эти слова уже сказаны троим…». То есть, Рамбам, согласно объяснению р. Мишковского, постановил, что Шимон не считается виновным в нарушении запрета «лашон а-ра» лишь в том случае, когда соблюдены два условия:

1) Сообщение Реувена, кроме Шимона, слышалиеще двое.

2) Речь идет о нейтральной форме «лашон а-ра» (которую Рамбам отдельно определил, и которую мы тут для удобства называем «лашон а-ра №2»).

В итоге Шимон не наносит вреда, пересказывая услышанное, поскольку это не просто нейтральная информация, а та нейтральная информация, которая «обречена» стать известной.

Разночтения в алахе

Что же касается Хафец Хаима, он не видел у Рамбама разделения на два вида «лашон а-ра». У Рамбама, считал он, «лашон а-ра» — это всегда «гнут». А то, что мы, с помощью книги «Аводат а-Мелех», назвали определением «лашон а-ра №2» — это лишь один из разделов в глобальной теме «лашон а-ра», который не противоречит первому (и единственному) определению этого нарушения, поскольку любая нейтральная информация, способная причинить ущерб, закончится негативом. Такое понимание Рамбама не лишено смысла, но оно влечет за собой проблему понимания разре- шения «перед тремя», которое он дает.

Позволю себе предположить, что Гемара в трактате «Баба Батра» является основой для особого понимания «лашон а-ра» у Рамбама, связывающего закон «перед тремя» с «мехаа». Другие комментаторы считают, что сказать о ком-нибудь, будто он сделал «мехаа» — это уже самый обычный «лашона-ра» (хотя в чем здесь, собственно, злословие?). Однако Рамбам считает, что это «лашон а-ра» особого типа (опасная нейтральная информация). И речь о «лашон а-ра» может идти лишь в силу того, что первый рассказчик, возможно, не заинтересован в дальнейшем распространении информации — поскольку это могло бы нанести ему ущерб.

У нас нет комментария Раши на большую часть трактата «Баба Батра», вместо него приводится его внук Рашбам. Однако имеются комментарии Раши в трактате «Эрхин». Там собраны законы, связанные с «лашон а-ра», безотносительно «мехаа». Напомним, что как написано в «Эрхин», Раба бар рав Уна сказал: любая вещь, которая говорится в присутствии троих — нет в ней «лашон а-ра». В чем причина? В уже известном нам принципе: «У друга есть друг, а у того тоже есть друг». И Раши объясняет это: речь идет лишь об одном — нужно оценить заинтересованность первого рассказчика (хозяина земли) в распространении информации, поскольку сам он не уточнил, хочет ли этого, и здесь в качестве «барометра» нам дано правило «перед тремя» (в Гемаре дальше есть такое жесткое правило: Вам нельзя ничего распространять, пока первый рассказчик Вам прямо не сообщил, что заинтересован в этом). Рамбам предлагает ту же идею, что и Раши, несколько расширяя ее (ведь Раши говорит только про хозяина земли, делающего «мехаа»).

Вот и получается, что мнение Рамбама, будучиконкретизированным и объясненным, оказывается значительно более строгим, чем мнение Хафец Хаима. Ведь несмотря на то, что Хафец Хаим приводит разрешение «перед тремя» в качестве дополнения, а не как основной закон, он распространяет это разрешение даже на «гнут», и если какой-нибудь человек скажет, что он полагается на это особое мнение, приведенное Хафец Хаимом, то получится, что можно рассказывать любой «гнут», достаточно лишь собрать троих евреев. Мы же позволим себе принять на алаху мнение Рамбама и заявить, что это запрещено…

______________

[1] Раби Исраэль Меир а-Коэн (1838—1933) — авторитетнейший раввин и законоучитель, духовный лидер еврейства. Автор комментария к Шулхан Аруху «Мишна Брура» и книг «Хафец Хаим» и «Шмират а-Лашон» по законам запрета злословия, а также других важных алахических трудов. Прозвище Хафец Хаим получил по названию одной из самых знаменитых его книг.

[2] «Тосафот» в буквальном переводе означает «добавления». Под названием «Тосафот» объединены обширные комментарии практически на все трактаты Талмуда, составленные плеядой знаменитых еврейских ученых XII—XIV веков, главным образом выходцами из Франции и Германии. Отталкиваясь от комментария Раши, они как бы продолжают и расширяют его мысли. Авторы Тосафот проводят скрупулезный и тонкий анализ талмудического текста, сверяя его со всеми параллельными и аналогичными местами, снимая противоречия и устанавливая правила анализа, которыми пользовались мудрецы Мишны и Гемары. Их логика безупречна, выводы трудно оспорить. Небольшие «статьи» Тосафот, которые по традиции печатают во всех изданиях Талмуда на крайнем поле страницы, удаленном от центра разворота, помогают учащимся глубже вникнуть в суть обсуждаемых проблем; без них учить Талмуд считается невозможным. Первыми авторами Тосафот были раби Меир бен Шмуэль (Рам) и раби Йеуда бен Натан (Рибан). Также комментарии составляли раби Яаков бен Меир (рабейну Там, сын Рама, внук Раши), его брат раби Шмуэль бен Меир (Рашбам), его племянник раби Ицхак бен Шмуэль (Ри) и раби Ицхак бен Ашер а-Леви (Рива). Всего авторами Тосафот являются более двухсот мудрецов.

[3] Рамбам (1138-1204) — акроним для имени Раби Моше бен Маймон. Величайший философ, талмудист и кодификатор алахи, врач. Духовный руководитель евреев. Автор комментария к Мишне, «Сефер а-Мицвот» («Книги Заповедей») с перечислением 613 заповедей Торы, алахического кодекса «Мишне Тора» (др. название «Яд Хазака») и философской книги «Морэ Невухим» («Путеводитель растерянных»). Один из самых влиятельных еврейских мыслителей и законодателей за всю историю.

[4] Рав Менахем Краковский. Учился в Воложинской ешиве у Нацива, в начале XX века он был раввином в Вильнюсе.